Стоял погожий весенний день. В издательство "Духовные скрепы" нарочито уверенной походкой зашел Игорь Зеленцов. Он договорился о встрече с редактором отдела прозы Иркутским Герасимом Пантелеевичем, по слухам, человеком строгим и бескомпромиссным. Игорь немного волновался. Вот уже несколько лет зам директора завода "Сапфир" писал рассказы о своих путешествиях по разным странам. Туризм был второй страстью Игоря Зеленцова. Первой страстью было писательство. Его рассказы "на ура" разбирали журналы и вывешивали на своих сайтах турфирмы. Раньше этого было вполне достаточно для удовлетворения авторских амбиций, но сегодня Игорь "дозрел" до издания собственной книги, и решил представить рукопись на суд Герасима Пантелеевича. Свой небольшой кабинет на втором этаже издательства Герасим Пантелеевич делил еще с тремя коллегами. Зеленцов понял это по количеству рабочих столов. Столы были завалены пирамидами из рукописей, журналов, договоров, счетов и амбарных книг. Работнику на поверхности стола оставалось сантиметров двадцать полезной площади.

- Здравствуйте! Я по поводу книги, - улыбаясь, Игорь протянул подшивку распечатанных листов седовласому сухонькому мужчине в клетчатой рубашке. Иркутский недовольно взглянул на Игоря, открыл его рукопись на семнадцатой странице, пробежал её глазами и резко захлопнул. - Не подходит! Не наш формат, - заключил Герасим Пантелеевич, поднялся из-за стола и пошел к тумбочке с посудой. Электрический чайник теснил там штук десять кружек с чаем разной степени свежести. Натюрморт наглядно демонстрировал весь жизненный цикл чайного пакетика - от погружённого в холодную, подернутую радужной пленкой жидкость, до безжизненно мокрого "шмяка" на дне кружки. Встречались и полностью высохшие. - Почему? - растерялся Игорь, - Вы ведь даже не почитали. - Видите ли, молодой человек... - начал Герасим Пантелеевич. Он выбрал себе кружку, отлепил от стенки присохший чайный пакетик и, секунду поколебавшись, заварил его еще раз, - Чайку не хотите? - Нет, нет!! - испуганно запротестовал Зеленцов. - Я работаю здесь уже двадцать пять лет, - продолжил редактор, - Знаете, сколько я писателей видел? - он прикрыл глаза, тяжело вздохнул и молча покачал головой, видимо, не решаясь пугать начинающего автора столь многозначной цифрой, - У хороших писателей и стиль, и слог... Но самое главное - у них печать на лбу! Их редактор от входа видит: "Вот, писатель вошел". А у вас я, увы, этого не обнаружил. Герасим Пантелеевич размешал чай и с жалостью посмотрел на Зеленцова. Игорь ссутулился, опустил голову и начал внимательно изучать свои темно-синие начищенные ботинки. - То есть, я - не писатель? - хрипло уточнил он, - У меня нет печати? - Нет даже намека! Провалиться мне на этом месте! Взгляните, - Иркутский указал на стену, где висели портреты великих творцов русской литературы, - Вот - писатели. Зеленцов долго смотрел на знакомые с детства лица и пытался разглядеть заветную печать на лбах, но так ничего и не обнаружил. Правда, в правом нижнем углу портрета Льва Николаевича Толстого стоял прямоугольный синий штампик "Школа # 38", но вряд ли редактор имел ввиду его. Игорь окончательно сник. - Не расстраивайтесь. Не всем дано писать. Попробуйте себя в чём-то ином, Вы же еще так молоды.., - подбодрил Зеленцова редактор и углубился в свои бумаги, давая понять, что аудиенция окончена. - Извините, - почти прошептал Игорь и, забрав рукопись, поплелся к выходу.

Настроение было паршивым. И оставалось таким всю весну. Игорь загрустил, перестал писать, засиживался в офисе допоздна, размышляя о своей неудаче. В какой-то момент он додумался до того, что решил сжечь свою рукопись, и уже приспособил для кострища большой серебряный поднос, но вовремя опомнился. Игорь понял, что это будет выглядеть как глупая поза, и подарил рукопись своему другу, владельцу агентства "Все прелести Америки". Друг так растрогался, что предложил Зеленцову новогодний тур по Флориде за полцены. Тот вяло согласился. Теперь каждое утро, подходя к зеркалу в ванной, Игорь вглядывался в свой широкий лоб, с двумя тонкими поперечными морщинками, в надежде увидеть там печать настоящего писателя. Печати не было. Однажды, ближе к виску что-то стало наклёвываться, к радости его владельца, а на другой день оказалось обычным прыщиком, который к выходным завял, окончательно лишив Игоря надежды творческое будущее.

Шло время. В жизни Зеленцова происходили большие и маленькие события, постепенно заслонив собой переживания от встречи с маститым редактором. Игорь снова почувствовал вкус жизни и даже завел легкую интрижку с главным бухгалтером. Во Флориду он все-таки поехал. Русское Рождество застало Зеленцова в Майями. Накануне он крепко выпил с местными ребятами в ресторане "Матрешка". Русские американцы шумно радовались христианскому празднику, до победного гадали Игорю на талом воске, чуть не подпалив свечой скатерть, предрекали ему исполнение всех желаний и уговаривали официантку уехать с Зеленцовым в Москву для "полного раскрытия русской души". Конец вечера Игорь не помнил. Рождественский завтрак дался Зеленцову нелегко. Он жадно выпил кисловатый апельсиновый сок и попросил добавки. Неожиданно за его стол приземлился полный мужчина с шумной одышкой и цепким взглядом карих глаз. - Рудольф Левин, литературный агент, - представился он, - Издаться хотите? – сразу перешел он к сути. Левин явно предпочитал общаться без реверансов. Игорь обалдело уставился на мужчину. - Хорошо пишете, только надо переделать в исторический формат, писать от лица известной личности. Сейчас это – тренд. Например, путешествие глазами Наполеона. Его приключения в Сибири... Сможете? - Но Наполеон никогда не был в Сибири, - растерянно сообщил Игорь. - Да? А где был? - Агент ловким движением подхватил тарелку с яичницей, которую официант попытался поставить перед Зеленцовым, и начал с аппетитом завтракать. - В Москве был… - Это мелочи, сейчас не будем обсуждать. Игорь Зе-лен-тсов.., - агент пожевал его имя и сразу выплюнул, - Не подходит. Вы будете Гарри Ланц. Я сделаю правильно, Вас будут знать на всем побережье. Согласны? - Да! - неожиданно для себя без запинки выпалил Игорь. Он потянулся было за абрикосовым круассаном, который лежал в корзинке в центре стола и источал теплый сладкий запах, но расторопный Левин его опередил. Прожевав, агент невесть откуда вытащил уже готовый договор о сотрудничестве, и Зеленцов подписал первый в своей жизни документ, в котором его именовали писателем.

Спустя два месяца Игорь понял, что договор был заключен на бесстыдно невыгодных даже для начинающего автора условиях, но не роптал. Он готовил к изданию свою первую книгу. Шло время. Рудольф Левин хорошо знал свое дело, и Гарри Ланц начал вести добротную сытую жизнь американского писателя средней руки. Его даже номинировали на литературную премию. Работу в России он оставил, перебравшись в Майами. В Москву Игорь приезжал часто. Он гулял по родным улицам, подсознательно выбирая маршрут подальше от площади, где находится издательство "Духовные скрепы". Ему очень не хотелось случайно столкнуться с Иркутским. Герасим Пантелеевич часто снился Игорю, и сны были не самые приятные. В ночной тьме редактор склонялся над спящим Зеленцовым, хмурился, разглядывая его покрытый испариной лоб, качал головой и разочарованно цокал языком. От собственного крика Игорь просыпался и сразу бежал в туалет. Руки дрожали, сердце гулко стучало в висках. Навязчивые явления редактора так сильно осложняли интимную жизнь писателя Ланца, что он всерьез начал подумывать о личном психоаналитике.

*** В издательстве "Духовные скрепы" ничего не менялось. В понедельник утром редактор Иркутский пил чай и с презрением рассматривал обложку журнала "Западная литература". На ней жемчужно улыбался начинающий американский писатель Гарри Ланц, бывший наш соотечественник Игорь Зеленцов. - Нет, ну деньги-то и в пень можно вложить, чтоб зацвел, - обратился редактор к своему коллеге, указывая кружкой на журнал. С горящими глазами, прикусив кончик языка, коллега неистово молотил пальцами по клавиатуре. Он заканчивал гениальную по своей глубине статью "Об упадке русской литературы в XXI веке", и на внешние раздражители не реагировал. - И это писатель? - продолжил сам с собой редактор, - Тьфу! У писателя - печать на челе. Печать! - Герасим Пантелеевич в сердцах грохнул кулаком по обложке, как бы добавляя Зеленцову недостающее. Редакторский стол жалобно мяукнул и с шумом провалился вниз. С потолка на Герасима Пантелеевича щедро осыпалась штукатурка.




Источник: http://ruspioner.ru/profile/blogpost/19802/view/28...